- Моя Алёна, - перебиваю, пока она чего не сказанула лишнего, - моя Алёна мой партнер, напарник, мы с ней вместе работали под прикрытием несколько лет. У нас было задание, где мы изображали жениха и невесту, ну, с тех пор и пошло…

- Да? – смотрит недоверчиво, - и свадебное путешествие, тоже задание?

- А ты догадливая! Котён, давай поедем ко мне, там всё обсудим, а? Не на улице разговаривать?

- Никуда я не поеду. – резко вырывается, оправляя простенькую кофточку, - Меня дети ждут. И вообще, обсуждать нечего. Лавр. Я сказала, что я замужем…

- А мужу своему ты другое сказала, разве не так? Выгнала же его? Еще и по морде дала, как я понимаю?

- Это уже не твое дело.

- Моё, - рывком возвращаю её к себе, - всё, что тебя касается – моё дело. И поговорить нам надо. Хочешь – у тебя дома поговорим? Только… там слишком много маленьких ушек, им пока нельзя слушать того, что я тебе скажу.

- Я не хочу ничего слушать, Никита, ты не понял?

- Совсем ничего? Даже о том, как подруга твоя и муж твой пять лет назад подставу устроили? И о том, кто на самом деле к тебе братков посылал? И адвоката, чтобы моё алиби подтвердить? И кто тебя убедил подписать бумагу, что тебя со мной не было? И кто сделал так, чтобы я об этом узнал?

- Что ты несешь, Никит? – смотрит, глаза по пять рублей округляя, - ты о чём?

- Ты и сейчас мне не поверишь, да, Саш? – головой качаю, ухмыляясь.

А чего ты ждал, Лавр? Ей столько лет внушали, что ты зек, убийца, бандит… И тут она после страстной ночи и признаний в любви тебе сразу поверит? Кстати, в любви-то нормально так и не признался.

Хватаю ее за талию, поднимаю, тащу в машину.

- Что ты делаешь, Никита?

- Сказал же, что разговор не для улицы, котён?

Затаскиваю на заднее сидение, сам следом забираюсь, двери блокирую, вижу, в глазах у неё растерянность и страх. Слезки подкатывают.

- Мне не веришь, да? Хорошо. Может, другим поверишь?

Достаю телефон, нахожу приложение с диктофоном – у меня это уже как условный рефлекс, все важные разговоры автоматом записываю, просто нажимаю кнопку и все.

Сашка слышит голос мужика, который нам с Дорофеевым буквально час назад каялся. Я, конечно, не уверен, что она сразу поверит, но…

Вижу, как бледнеет на глазах, губку закусывает. И… слезки повисают на ресницах. Рот рукой закрывает, когда история с Андреем всплывает.

Может, и не виноват муженек-то… ему эта Ксюша, юбочка из плюша наплела, что он может Сашку получить, если впишется, ну и…

Когда всё заканчивается мы оба молчим.

Потом Сашка поворачивает голову, смотрит на меня.

А я…Чёрт, мне так её жалко в этот момент, что я даже теряюсь. Делаю единственное, что кажется правильным. Притягиваю к себе, прижимаюсь лбом к её лобику чистому.

- Я люблю тебя, Сашка…

Глава 44

- Я не хочу ничего слушать, Никит, ты не понял?

Нежный аромат чудесных цветов, что разделяют нас с Лавровым, не даёт сосредоточиться. Но я всё равно держусь из последних сил. Воинственно свожу брови к переносице и стараюсь смотреть на него холодно и неприступно. Обещала, ведь, себе, что больше не куплюсь на всю эту чушь!

Обещала!

Но Никита меня будто не слышит! Его огромные ручищи с силой сжимаются на талии – уже дышать сложно. Предпринимаю отчаянную попытку вырваться, но…

Это нереально! Даже обидно, что я такая мелкая и слабая по сравнению с ним. И в то же время… так хорошо быть слабой…

Стоп! Саша! Никаких слабостей! Он не заслужил!

И слушать я правда не хочу, но…

Никита начинает быстро говорить, рассказывать мне что-то, и по ходу его речи понимаю, что глаза мои округляются всё сильнее.

Меня шокирует его история.

- Что ты несёшь, Никит? Ты о чём? – чувствую, как голос начинает предательски дрожать.

Если это его новая попытка запутать, или запугать меня, то… надо сказать, ему это удаётся!

Сердце взволнованно бухает в груди, потому что Лавров бьёт по самому больному, по последнему, что осталось у меня – доверию к моим самым близким людям.

Впрочем, он, ведь всегда так поступает… Наносит сокрушительные удары, не давая опомниться. Как боксер на ринге.

- Ты и сейчас мне не поверишь, да, котёнок? – смотрит с такой тоской, будто это не он сейчас разрушает мою веру в мужа и лучшую подругу, а я ему больно делаю…

Не дожидаясь ответа, Никита подхватывает меня за талию и тащит к машине.

Несмотря на ошеломительные новости, которые он только что на меня обрушил, я сопротивляюсь, как могу! Но… куда там! Удары моих кулаков по широченной груди – как слону дробина!

В машине Никита без промедления достаёт свой телефон и включает какую-то запись. Я скептически складываю руки на груди, всем своим видом показывая, что верить в его бредни я не намерена! Однако… не слушать разговор я не могу…

По мере того, как мужчины на записи выдают новые факты, я чувствую, как в груди всё скручивается в неприятный комок.

Ксюша… Как? … Не могу поверить! Нет! Нет… этого просто не может быть!

А потом доходит очередь и до Андрея… глаза начинает жечь, когда я слышу признание допрашиваемого…

Андрей врал мне всё это время? Мой Андрей? Тот, который мне в рот заглядывал сначала? Который клялся в любви, убеждал, что я самая-самая, и что беременность моя вовсе не помеха, и детей моих он будет любить?

Пять лет… пять ужасно долгих лет, пока я считала его своим спасителем, жалела, пыталась хоть что-то почувствовать, потом трепела его унижения, потому что думала, что всем в своей жизни обязана ему… А он…

Мой муж врал мне…

Прикрываю рот ладонью, больше не в силах справляться с собственными чувствами. Мне хочется выть от боли… Закрыться от всего мира. Чтобы никто не видел моего поражения… я… я просто не хочу во всё это верить… неужели я могла быть настолько слепой?!

Когда запись заканчивается, мне даже говорить не хочется. Я поражённо смотрю перед собой в одну точку.

Что же теперь делать? Весь мир перевернулся за какой-то час… Свет стал тьмой, а белое – чёрным… Сердце и чувства словно под анестезией…

Уже не смахиваю стекающие по щекам слёзы. Сейчас мне всё равно, как я выгляжу… Чувствую себя растоптанной… униженной… глупой…

Поворачиваю голову и встречаю взглядом с Никитой, который тоже молчит. В его глазах я не нахожу ни капли осуждения своей глупости… в них столько сочувствия, что мне отчего-то хочется плакать ещё сильнее…

Потом Никита берёт меня за руку, притягивает к себе и очень нежно говорит:

- Я люблю тебя, Сашка… - вздыхает, прижимается лбом к моему. – Всегда любил. Кажется, ещё до нашей первой встречи уже любил только тебя. Ждал такую, как ты, понимаешь? А потом, когда потерял тебя долго пытался эти чувства заглушить, искоренить. Думал, они меня слабым делают… Какой же я был идиот! Просто слепец!

Он грустно усмехается, и я тоже отчего-то усмехаюсь… Смех сквозь слёзы получается.

Я ведь тоже… все эти пять лет… любила, пыталась забыть… Казалось, уже вычеркнула, победила эту страсть, и…

- Мы оба с тобой дел наворотили, Никит…

- Да… наворотили, - соглашается он, прижимая меня к своей широкой и горячей груди. – Не знаю, сможешь ли ты когда-нибудь простить меня… За эти пять лет… за то, что отпустил тогда…

Я задыхаюсь от переизбытка противоречивых чувств. Хочется одновременно и плакать, и смеяться! И на шею ему броситься и одной побыть…

Собираю в кулак остатки воли, уткнувшись носом в область его сердца. Слышу его взволнованный стук и выдыхаю:

- Никит, нам нужно всё обдумать.

- Мне обдумывать точно ничего не надо, - отзывается он. – Я знаю, чего хочу!

Его жар и напористость заставляют меня снова невольно улыбнуться. В этом весь Никита… всегда всё знает! Пять лет назад знал и сейчас тоже вот знает…

Он ласково проводит пальцем по моим губам, слегка сминает, а потом обводит по кругу… Ласкает, а потом нежно целует, снова заставляя меня трепетать…